В этих тонких чертах я вижу тебя, Полина. Помнишь ли ты свой черный широкий бархатный пояс, тогда, в день нашей первой встречи, черный широкий бархатный пояс на легком белом кисейном платье, он, казалось, переломил твою хрупкую фигуру пополам, сделав тонкую талию еще тоньше и гибче, он был завязан пышным бантом. Пикник у мадам Бланш, свежий зеленый июнь, ты опустилась на колени, расправив юбку белым кругом по темной газонной траве, мило округлив локти, и помогала разливать сок, открыто и доверчиво улыбаясь мои колкостям…. Неделя у мадам Бланш. Купанье в пруду, пикники, музыкальные вечера и турниры в крокет. Из матовой платины твоя кожа стала сияющей бронзой. Непослушная прядь каштановых волос, постоянно падающая тебе на лоб, та прядь, которую ты таким прелестным жестом заправляла за ухо, выгорела до цвета спелой пшеницы… Мы спорили вечерами за кьянти – еще бы, высшее общество, умные разговоры, идеи, теории, предположения, политика, искусство. Тогда я увидел твое обостренное до скрежещущей боли чувство справедливости… посмотри на Александрину Филонеску. Я легко могу представить тебя, Полина, борющейся за независимость Балкан от османского ига – этим, кажется, занималась эта женщина. Ты была бы Еленой Инсарова, ты ведь, кажется, читала Тургенева? Конечно, читала… Ты бы отправилась за мной в Сибирь, на каторгу, живи мы на сто лет раньше. Ты любила меня просто, великодушно, отдавала себя целиком, не требуя ничего взамен, не пытаясь объяснить ничего, не подвергая свои чувства пошлому анализу… Ты терзалась, видя мой глупый скептицизм. Ты верила в Бога горячо и истово, я видел тебя молящейся, и черный пышный бант подрагивал в такт твоим искренним порывистым движениям. Ты подавала нищим, ты подарила мадам Эжени свой любимый шелковый шарф… Мы собирали опавшие листья, ты любила осень и серый дождь, и этюды Шопена, ты играла на рояле для меня, сосредоточенно и правдиво, как и все, что ты делала. Я не достоин тебя, Полина. За что ты полюбила меня своей искренней любовью, одарила своей верной дружбой? Я стар, циничен и высокомерен, я знаю все свои недостатки, но никогда не признаю их за собой. Ты же так легка, тонка и хрупка в своих белых платьях, так прекрасна, щедра и великодушна, когда склоняешься над больными и нищими перед храмом, чтобы помочь – ведь ты помогала им, не только деньгами и хлебом, но и словом, и делом…. Ты ангел Божий, спустившийся на землю, Полина. Я смотрю на портрет Александрины Филонеску. Ты повесила его в гостиной. Где ты сейчас, Полина? Ты нужна мне. Мягкий шорох черных кожаных туфель по паркету, она подходит ко мне сзади и обнимает за плечи. Вихрь воспоминаний и ощущений, и запах ее гибкой шеи, и черная бархотка на ней, и белые шуршащие складки юбки, и завиток волос на лбу, и веточка свежего жасмина в петлице. Твои руки пахнут молоком, в твоих глазах – всепрощающее осеннее небо и торжество справедливости, твой поцелуй – первое причастие, глоток кристально чистой воды в пустыне, ты прижимаешься к моему лбу своим высоким белым челом, я чувствую аромат жасмина от твоей груди и нежный бархат твоих щек…Люби меня, Полина! (www.arttrans.com.ua/imageproduct/184/Grigorescu...)
|