****
"Нет, - думал я, - мы не одного царства.
Пробудить ответное чувство в цветке, в дереве, в звере уже прекрасно. Жить с
ними невозможно".
Сердце и чувства образуют во мне такую смесь, что мне трудно привести в действие одно без другого. Это и толкает меня выходить за рамки дружбы и заставляет бояться мимолетных контактов, при которых есть риск подцепить болезнь любви. В результате я завидовал тем, кто, не ведая смутного томления по красоте, твердо знает, чего хочет, совершенствует свои порочные наклонности, платит и удовлетворяет их.
В Париже невозможно спасать душу: слишком многое ее отвлекает.
Я восхищался не признанностью Бога: такова не признанность шедевров.
…(мы) вскоре уже любили друг друга, ни разу не заговорив о любви…
Это не слишком меня беспокоило, ибо мне часто доводилось наблюдать, насколько гомосексуалисты ценят женское общество, тогда как любители женщин глубоко их презирают и, используя их, в остальном предпочитают мужскую компанию.
Любовь для меня изнурительна. Даже когда все спокойно, я боюсь, что этому
покою придет конец, и тревога лишает его всякой сладости. Малейшая накладка
уже означает провал всей пьесы. Невозможно не толковать все в худшую
сторону. Ничего нельзя сделать, чтобы почва не уходила у меня из-под ног,
когда всего-то и есть, что какой-то один неверный шаг. Ждать - пытка;
обладать - тоже, из-за страха потерять.
…одна лишь смерть интересна мертвым.
Быть может, за этой страстью скрывалась тайная жажда разрушения?
Но я не терплю, чтобы ко мне проявляли терпимость. Это оскорбляет мою любовь к любви и свободе.